Шел я лесом и услышал совсем рядом непрерывный и громкий писк. Так обычно свиристят птенцы большого пестрого дятла. Осматриваюсь, но дупла нигде не вижу. Бросается в глаза только пень метра полтора высотой — все, что осталось от сломанной березы.
Заглядываю в торец пня и в выгнившей его вершине на глубине двадцати сантиметров вижу шесть дятлят.
Первое, что меня поразило, — их красные и белые лбы. У самцов—красные, у самок — белые. А я-то думал, что у дятлов, как и у большинства птиц, отличительная красная окраска самцов появляется минимум на следующий год. Поразила меня и пестрота их крылышек. У больших пестрых дятлов белые и черные отметины направлены как бы вдоль тела и неравномерно, у этих — поперек, белыми и черными ленточками.
Несомненно, передо мной были дятлята. Но они не походили на птенцов черного, большого пестрого и седого дятлов. Неужели новый из обитающих у нас видов, неизвестный мне?
Отойдя подальше от пня, усаживаюсь за ствол дерева и жду. Сперва в кроне берез заметалось тревожное «киканье», а через некоторое время бело-черная птица, немногим больше воробья, в красной шапочке, словно прилипла к пню, из которого еще истошней завопили малыши. Малый пестрый дятел! Оказывается, он обитает в наших лесах! Странно только: разве эти маленькие пичуги не долбят дупел, а строят гнезда в сгнивших пнях?
Так уж случилось, что в следующий раз я посетил это место, когда дятлята уже покинули полудупло. Никакого гнезда я там не увидел. Только труха. Ни травинки, ни веточки, все так же, как и у большого пестрого дятла.